Бывшая российская Грузия, взлелеянная Петербургом, не просто отделилась от России, от своего создателя, а в противовес ей выставила себя на международный политический аукцион. Она особенно не торговалась, отдавала предпочтение всем, кроме России, кто желал оказывать ей знаки внимания. Сюда, в Тифлис, спешили посланцы из Англии, США, Германии, Франции и Турции. Разумеется, ни одна из этих стран не собиралась зани­маться строительством «великой Грузии», как то позволяла себе Россия. По верному суждению грузинского историка Г. Гамбашидзе, для великих держав, ожидавших окончательного распада России, «Грузия была удобным плацдармом» для осуществления вооруженного нападения на Россию, ослабленную войной и революциями.

   Народам Кавказа, как и другим народам бывшего СССР досталось немало нерешенных в прошлом проблем. В особенности это касалось сферы межнациональных отношений. Политизация этнического фактора в сочетании с социально-экономическим положением, способствовала не только разгоранию действующих, но и возникновению скрытых или вялотекущих этнических конфликтов.
   Значительным событием, способствующим обострению этнополитических процессов в регионе, было принятие Верховным Советом 26 апреля 1991 г. закона «О реабилитации репрессированных народов», включающий в себя 13 статей.

   Имя «алан» впервые появляется в сочинениях античных авто­ров I в. н. э. Иосиф Флавий писал, что «племя аланов есть часть скифов, живущая вокруг Танаиса (Дона) и Майотийского (Азов­ского) озера». Об аланах и роксаланах сообщают Страбон и Плиний Секунд. Известный римский поэт, племянник Сенеки Марк Лукан в уста знаменитого Помпея вложил следующие сло­ва: «Я (Помпей) в то время стремился к каспийским запорам и преследовал суровых и вечно воинственных аланов...» Дионисий Периегет уважительно называл их «храбрые аланы, силь­ные и многоконные».

    Нынешний, по новейшей нумерации шестой, а по абсолютному счету семнадцатый съезд осетинского народа впервые собрался в Цхинвале. По странному стечению обстоятельств – собрался накануне семнадцатилетия Республики Южная Осетия. Пусть никого не обманет это юношески неюбилейное число. Юбилей у нас все-таки есть – в этом году исполнилось девяносто лет первому народному съезду. Девяносто лет Осетия гражданскими институтами восполняет пробелы государственного единства. Девяносто лет народ избирает неделимое общественное представительство, наглядно демонстрируя противоестественность и временность всех попыток политического разделения.

  17 сентября 2007 года в Южной Осетии состоялось открытие памятника жертвам грузинской агрессии.
  Как известно, грузины убили на Зарской дороге мирных жителей осетинской национальности, которые  ехали в Северную Осетию, пытаясь спастись от беспредела грузинских фашистов. 
   Фоторепортаж с места открытия памятника смотрите на osgenocide.ru.

   Как и ожидалось, грузинские тавады были крайне недовольны тем, что, вернув себе право на феодальное владение, они одновременно теряли «право на власть». Российское правительство в какой-то мере приблизило тавадов к своей системе феодализма, согласно которой административная власть целиком принадлежала государству, а помещику - земля и крестьяне. Грузинские тавады настаивали на персидской модели феодализма - в пределах феодального владения обязательная концентрация власти в соответствии с титульным статусом феодала. На этом же стояли князья Эристовы.[/justify]

   Граф Паскевич, пытавшийся пересмотреть политику российских властей в Южной Осетии, в 1832 году покинул Кавказ. Его сменил барон, генерал Г.В. Розен, менее влиятельный в Петербурге командующий. Барон прибыл на Кавказ во время совпадения двух главных событий - начала Кавказской войны и «созревшего» заговора грузинской знати. Розену проще и просторнее было на Северном Кавказе, где в 1832 году в Гимрах он имел немалый военный успех. Сложнее оказались грузинские дела, в которых многое оставалось подспудным.

    Одна из составляющих частей грузинского феномена состояла в решительном идеологическом отторжении России, рассматривавшейся как «завоеватель Грузии». Главным для тавадской Грузии становилось освобождение от российского политического и административного присутствия. Вытеснения России из Грузии желали все, несмотря на то, что и грузинский народ, и тавадская знать хорошо понимали роль России в спасении грузинского этноса от гибели. В памяти и тех, и других были еще живы картины геноцида, связанные с господством персидских кызылбашей и турецких османов.

   Среди князей, претендовавших на осетинское крестьянство, наиболее влиятельным в 30-х гг. XIX века являлся сенатор, генерал-лейтенант Г.Е. Эристави. Именно он и Верховное правительство Грузии вступили в острую борьбу с Паскевичем по поводу Южной Осетии. В начале июня 1831 года генерал Панкратьев сообщал главнокомандующему о том, что сенатор Георгий Эристави требует, чтобы его родственников - ксанских Эристави «допустили к владению несколькими осетинскими ущельями», над которыми установлено российское административное управление.

  Меньшевики Грузии во главе с Ноем Николаевичем Жордания мечтали о «великой Грузии» без осетин, абхазов, армян, русских, азербайджанцев и представителей других народов. Меньшевистское правительство Грузии, заметно страдавшее фанаберией грузинского этнического превосходства, добивалось захвата исконной территории Южной Осетии и Абхазии. Коренные народы, давшие названия этим историко-географическим и этническим территориям, рассматривались тифлисскими руководящими политиками в лучшем случае как «составная часть грузинского населения».

    Несмотря на отмеченную одинаковость экспедиций, сквозь густой дым пушечных выстрелов и пожаров, коими были охвачены села Южной и Северная Осетии, можно было разглядеть одно важное достижение, а точнее - единственное политическое просветление, которое несколько неожиданно пришло к российскому командованию в ходе карательных экспедиций в Осетии. Главным героем военно-политических операций в Осетии стали не генералы Ренненкампф и Абхазов - непосредственные исполнители этих операций, а граф Паскевич, «со стороны» наблюдавший за ходом событий и отчитывавшийся о них перед Петербургом.

   Республика Южная Осетия, провозглашённая 20 сентября 1990 года, является феноменом не только политическим, но и историческим. Её появление, существование и развитие нельзя понять, используя лишь понятия политологии.
    Дело в том, что Южная Осетия в исторической ретроспективе, при всей разобщённости её осетинского населения по горным и предгорным обществам, тем не менее всегда сохраняла хотя бы минимально необходимое единство при события большого, общенационального значения. Иными словами, после распада Аланского государства асы-осетины сумели удержать «ген государственности» в свёрнутом виде, на уровне протогосударственных структур, проявляя это качество в случае общей надобности.

   Планы Паскевича не ограничивались покорением Южной Осетии и фактической ее передачей грузинским тавадам. Они предусматривали также карательную экспедицию в Северную Осетию; северо-осетинские общества не давали сколько-нибудь значительных поводов для применения к ним карательных мер.
    Однако было ясно, что репрессии российско-грузинских войск в Южной Осетии серьезно повлияли и на Северную Осетию, где в последние годы преобладали пророссийские настроения. В се¬верных районах Осетии осознавали, что карательная экспедиция российско-грузинских войск может перекинуться из Южной Осетии в Северную Осетию и готовились к вооруженному сопротивлению.

    24 мая 1830 года военный губернатор генерал С.С. Стрекалов получил предписание графа Паскевича о снаряжении и отправке в Южную Осетию карательной экспедиции. В краткой преамбуле была сформулирована банальная для того времени задача, ставившаяся перед ней. Она, эта задача, сводилась к знакомым уже словам - «для прекращения хищничества и шалостей, производимых осетинскими племенами в Карталинии и на Военно-Грузинской дороге», а также - чтобы «наказать и привести в повиновение и должный порядок сих непокорных». Согласно предписанию главнокомандующего, официально в Южную Осетию направлялся 1 батальон солдат, «готовых к бою», числом 900 человек, казаков - 200 человек.

   12 мая 1830 года, как указывалось, горийский уездный начальник сообщил командованию в Тифлисе о захвате осетинскими крестьянами грузинских дворян и о том, что титулованные тавады содержатся в свинарнике. Через 12 дней после этого последовало предписание командующего Отдельным Кавказским Корпусом графа Паскевича об отправке в Южную Осетию карательной экспедиции. Вполне было возможно, что эти два акта были в какой-то мере связаны между собой. Во всяком случае, пленение грузинских феодалов и помещение их крестьянами в свинарнике давали Паскевичу формальный повод обвинить осетин Южной Осетии в «хищничестве и шалостях», а затем в воровстве, грабежах и считать это все достаточным основанием для карательных мер против крестьян.

  Как отмечалось, директиву о фронтальном военном наступлении на горцев Большого Кавказа сформулировал Николай I, прида¬вавший Кавказскому перешейку, как стратегически важному, особое значение. Идеология установки на «покорение или истребление» рождалась, однако, не столько в Петербурге, сколько в Тифлисе. Она становилась важной чертой российско-грузинского взаимодействия в условиях русско-иранской и русско-турецкой войн конца первой половины XIX века. Выдвинутая еще Ермоловым идея о создании в лице грузинской знати надежной политической опоры в Закавказье, получила новое развитие при Паскевиче.

   Как отмечалось, директиву о фронтальном военном наступлении на горцев Большого Кавказа сформулировал Николай I, придававший Кавказскому перешейку, как стратегически важному, особое значение. Идеология установки на «покорение или истребление» рождалась, однако, не столько в Петербурге, сколько в Тифлисе. Она становилась важной чертой российско-грузинского взаимодействия в условиях русско-иранской и русско-турецкой войн конца первой половины XIX века. Выдвинутая еще Ермоловым идея о создании в лице грузинской знати надежной политической опоры в Закавказье, получила новое развитие при Паскевиче.

   Согласно «описанию», в конце первой трети XIX века «главные селения южных осетин» были расположены на южных склонах Главного Кавказского хребта «по ущельям рек Большой и Малой Лиахвы», реки Паца, впадающей в Большую Лиахву, и на горных вершинах Ксана. Территория Южной Осетии ближе к Главному хребту покрыта «вечными снегами», в «нижней же части... находятся довольно густые леса». «Жилища осетин» размещались «неправильными деревнями по ущельям» и состояли из каменных саклей. «В каждом селении» возводились «по одной или по несколько каменных башен». В предгорной зоне «сакли в деревнях» были «разбросаны и окружены небольшими садами», а в горной -«прилеплены подобно птичьим гнездам к скалам и косогорам».

С древнейших времен территорию сегодняшней Южной Осетии населяли предки осетин: скифские и сармато-аланские племена, говорившие на языках иранской группы индоевропейской языковой семьи. Сложившаяся в раннем средневековье на Кавказе, могущественная Аланская держава включала и земли Южной Осетии. В ХIII-ХIV веках Аланское государство было уничтожено монголо-татарскими нашествиями. Только его горная юго-восточная окраина - территория части современной Северной и Южной Осетии осталась независимой.

  Еще при Ермолове, в начале 1826 года, в Генеральный штаб России поступило императорское распоряжение о разработке нового «плана покорения» Кавказа. В нем пока поручалось выполнение технической стороны плана - изучение вопросов топографии, демографической статистики, изготовление карт, описание народов и народностей, проживающих на главных направлениях будущих военных действий на Кавказе. Естественно, одним из центральных районов, кои включались в план, была признана Осетия, занимающая важное стратегическое положение на Кавказе.