Брат, оглянись в века...
Марина Цветаева

- А мне вот стыдно, что я осетинка! - запальчиво заявила поэту Зое Дауровой какая-то девушка. Зоя, до предела огорошенная, не стала выяснять у нее причину такого «национального» стыда. А зря: было бы любопытно послушать «молодую поросль»...

Когда же кто-то, без особого на то личностного основания, с гордостью говорит о своей принадлежности к тому или иному народу, мне вспоминаются слова, сказанные, кажется, Юнной Мориц:

- Гордиться своей национальной принадлежностью, это то же самое, что кичиться своим появлением на свет во вторник.

Тут, по-моему, столкнулись две крайности: стыдиться своей национальности - одна крайность, а бахвалиться ею - другая. Это для Бога нет ни иудея, ни эллина, а для созданных Им грешных и смертных, тем более сейчас, когда все ударными темпами занялись возведением своих национальных домов-крепостей, все неугодные или евреи, или черномазые лица азиатской и кавказской национальности.

Ясно, что далеко не всем нам, остающимися более-менее трезвыми в этом угаре, выпала честь быть гражданами мира. Лично я читал лишь про одного такого, очень, ну очень ответственного товарища - по наблюдениям Осипа Мандельштама с «широкой грудью осетина», который на чей-то безрассудно смелый вопрос о его национальности, брезгливо ответил:

- Мне это чюждо!..

Но нам-то, смею утверждать, нормальным людям, ничто человеческое не чуждо. И при некоторых обстоятельствах случаются морально-психологические срывы, когда тебе действительно стыдно быть одним из твоих собратьев по крови; и когда ты, наоборот, без тени смущения открыто и высокопарно можешь говорить о своей великой гордости быть одного рода-племени конкретно с тем-то и тем-то. А вот лично мне, Борису Гусалову из села Зилга, очень больно и очень обидно за мой бесценный, за мой бесконечно родной и такой мудрый материнский язык. Больно же и обидно за то, что он, осетинский прославленный язык, на котором так сподручно, так удобно и так великолепно изъясняться не только с людьми одной с тобой крови и речи, но и с Богом и Его ангелами, с Уастырджи, с Уацилла, с Фосфæлвæра, с Мыкалгабыртæ и другими божествами - покровителями, победоносно пройдя тяжелейший и опаснейший путь длиною в несколько тысячелетий, на свою беду достался в наследство тем, кто им по недомыслии пренебрегает, тем самым подвергая свой народ опасности стать изгоем в среде более благоразумных наций.

И это безумие, прогрессируя не один десяток лет, уже вплотную приблизилось к своей критической черте: или мы еще успеем образумиться, или...

Я не из многочисленного отряда печальников, не адепт катастрофизма, но тоже не могу не ударить из малых сил своих в этот набат, чтобы колокольный звон тревоги наконец услышали не Парламент наш (недавно там даже специально рассматривали языковую проблему), не Правительство и Глава республики (они хоть что-то предпринимают и практически делают), а услышали его и по-настоящему забеспокоились они, чье ко многому обязывающее имя он, язык наш носит - матери Осетии, матери-осетинки. Я намерен предъявить свои претензии именно к этому всесильному, всемогущему слабому полу...

Предки наши знали-ведали, что они делали-творили и потому назвали свой язык не фыдæлон - отцовский, а мадæлон - материнский. По свидетельству людей науки, ребенок все основополагающие свойства человека из племени благоразумных людей впитывает тогда, когда его еще можно уложить поперек лавки, сколоченной из одной доски. Наиболее же сведущие в вопросе утверждают, что становление человека начинается даже еще раньше - прямо в утробе матери. Но только с ним необходимо общаться на соответствующем уровне. Потом все заложенное в будущего Коста, Гогки, Исса, Вассо дополняется и укрепляется воспитанием. На его кровно родном, великом материнском языке!

И в эту самую ответственную пору нашей жизни - в пору вырабатывания из абсолютно беспомощного и сырого младенца человека-великана - главным нашим наставником, учителем, преподавателем основ общечеловеческой морали, нравственности, любви к самым музыкальным звукам в мире - к звучанию родной речи - является отнюдь не папа, а именно что мама!

А еще бабушка. У осетин большей частью - мама отца. В счастливых в своем благополучии семьях в какой-то период нашей жизни бабушка даже верховнее всех.

Но осетинские нежнейшие и теплые бабушки и безмерно любящие мамы потомству скифо-сармато-алано-осетинского племени давно уже не говорят пожизненно греющие его слова - «мæ къона», «мæ хур акæнай», «мæ удыгага», «мæ дунейы рухс», «мæ рахиз цæст», «мæ удлæууæн», «дæ фæхъхъау фæуон!», «дæ сæрыл хаст фæуон, дæ рынтæ дын ахæрон!» Кроме несостоявшихся осетин, прошу прощения у остальных: эти ласковые присловья не имеют адекватного перевода на русский язык, а при натужном переводе теряется все то милое, что так бесконечно дорого неущербному осетину...

Уже давно множество младенцев, биологических осетинчиков, не слышат колыбельных песен своего народа, им не рассказывают сказок на материнском их языке, им не читают «Нартские сказания» на языке мужественных предков - тех самых сказаний, которые издревле соединяют в братский союз горские народы Кавказа.

Все же думается, то эти мамы и бабушки отказывают им в таком счастье не из своей вредности, не со зла, не по явной глупости. А всего лишь потому, что они сами не владеют языком своих же матерей - они не носители материнского языка. Но самое печальное то, что и знать его не хотят. Не утруждают себя его изучением, ибо не удостаивают такой чести. Вот что особенно ранит осетинское сердце.

И уж совсем трагично то, что в среде прекрасно владеющих им матерей находятся и такие мегеры, которые настолько агрессивно выступают против изучения их чадами своего родного языка, словно бы им подлые люди хотят сделать злокачественную прививку. Будь моя воля, я бы ставил золотые памятники, например, вот каким матерям - наследницам Задалеской Нана... Семья моего друга жила в городе Ртищево Саратовской области. И было у них двое малышей: сын Артур и дочь Зарина. Мать - продавщица хлебного ларька, отец - прораб на стройке. А в досягаемой для общения близости более ни одной другой осетинской семьи. Поэтому дети, как во дворе их многоэтажного дома, так и в детском саду находились в гордом осетинском одиночестве.

Однако они вовсю тараторили на языке мамы-осетинки. Отец служил им в его отличном знании всего лишь слабым подспорьем. Да, дети, естественно, вполне сносно владели и русским. И там, и по возвращении на родину тоже. Но зато здесь, в Осетии-Алании, на прародине их материнского языка, брат и сестра значительно меньше стали изъясняться меж собой на осетинском!

Дурной пример заразительнее инфекции гриппа: Артур и Зарина видели, что другие осетинские ребятишки смотрят на них чуть ли не как на чумных, когда они всякий раз пытались заговорить с ними на общем родном языке. И тогда...

Эх, мама, сказано кем-то, роди меня обратно!.. Но уже не осетином, а англичанином. С бременем белого человека в этих свихнувшихся туземных горах...

Он, английский имперский язык, явочным порядком, благодаря раскрученным, навороченным, но безбашенным осетинам стал в РСО-А вторым государственным после русского, превратив аул Дзауга в Дзауг-сити. И стал он им не только из-за вывесок на инглиш, а и своим тухлым духом, своим аморальным климатом...

Он абсолютно не наш, не осетинский город. В нем неуютно, тоскливо, холодно жителям осетинских сел - он тем более им чужой и чуждый. И потому редко когда встретишь сельчан за пределами Центрального рынка.

А юные обитатели сел вживую видят в столице своей Осетии сцены из Дома-2, и даже позабористее. И потом рассказывают своим сверстникам где-нибудь в Эммаусе или Заманкуле, что продвинутые осетинские парни и девушки в своей разнузданности и по степени стеснительности скоро обставят известных домашних животных...

Матери - осетинки!

Не знаете, чьи это доченьки? Или они не доморощенные, а сплошь приблудные? Парни же что, с них как с гуся вода. И еще: их самцами-бугаями часто делают такие вот мадемуазели - самки, а вовсе не девушки-горянки, которые вместе с экологически чистым горским материнским молоком впитывают не только родной язык, но всечеловеческие стыд и совесть, не дающие им пасть ниже ватерлинии норм приличия. Которые - стыд и совесть - спасают нас как при богатстве - не позволяют хрюкать и рыгать от переедания; так и в нищете и голоде - не позволяют терять свою человеческую суть, не разрешают по-волчьи вцепляться в горло другому.

А эти дамочки - самочки и ухом не поведут, слыша отборную матерщину своих кавалеров - бычков. Ибо они давно смирились со своим статусом телок... Но стоит их всего лишь слегка пристыдить, как рядом с их лаем ругань парней покажется тебе милой светской беседой...

Это вы, матери, первыми встаете на их защиту, ограждая их от суровости отцов, тех из отцов, которые еще помнят свой национальный облик, которым еще ведом стыд перед предками, перед фамилией, перед людьми, перед соседями, наконец.

Пора говорить без обиняков о том, что вся человеческая плесень - все эти террористы, коррупционеры, которые по мне ничем не лучше первых, а, может, даже еще хуже; ворье разное, негодяи и подлецы всех рангов и мастей, диктаторы и тираны стали ядовитой плесенью от того, что не до конца познали, что она есть, какова она бывает - любовь матери; у всех у них недобор ее талантливой любви. Настоящей любви настоящей матери.
Тут в тему я выделю всего лишь одну сторону этой любви: не может быть настоящей матерью, любящей мамой женщина, которая отказывает в своем здоровом молоке своему дитя и вместо него спаивает его разным суррогатным пойлом. Этим здоровым молоком я фигурально называю наш материнский язык. Никакой другой, пусть даже самый престижный и великий, во всем мире употребляемый язык, не может стать для человека первородно родным. Ибо единственно он, родной до боли, до счастья, до вселенского света, родной к радости Бога материнский язык лучше всего, вернее всего, надежнее всего придает нам корабельную остойчивость на девятом валу жизни - устойчивость по стержневой человеческой оси при всех штормовых невзгодах и испытаниях. И скажу как заклинание: только при помощи родного языка, только благодаря ему мы впитываем в себя обычаи, традиции, духовную культуру - всю многовековую мудрость своего народа. Только родной язык делает нас полноправными представителями своей нации в мире людей и только он дает нам полное право называть себя плоть от плоти, кость от кости и кровь от крови ирон-дигор-осетин.

Матери несут свою львиную долю вины и в том, что к осетинскому языку такое игнорирующее отношение в семье, а потом и везде. Мы, за редчайшим исключением, на своих надмогильных памятниках на века указываем свои имена и фамилии в русской транскрипции. Впрочем, что мы, простые покойнички, когда даже создатель, основоположник осетинского литературного языка по воле продвинутых, а на самом деле задвинутых осетинцев, не удостоился ни единого слова из этого языка на своем надмогильном монументе! А вообще-то можно бы обойтись одним единственным словом - Къоста...

И сколько я ни пытался, чтобы на похоронах в список соболезнующих чужому горю записали меня в осетинском звучании моего имени и фамилии - ничего не получается: настолько растерянно взглянут на тебя, словно ты просишь их начертать иероглифы...

Матерям нет дела до качества учебников по осетинскому языку, до программ по осетинской литературе, до качества их преподавания, до оплаты труда учителей осетинской словесности, до методов воспитания строителей развитого капитализма. Просто те из родителей, кто располагает возможностями отправлять своих учащихся в более престижные школы - отправляют или возят сами, перекладывая на учителей как дело их обучения, так и воспитания. Самим недосуг. А потом и в вуз устелют им дорожку из приятно хрустящих зеленых бумажек - так они, наши чадолюбивые мамы, делают обыденными нравами то, что еще вчера считалось уголовно наказуемым пороком. (Отцы взяток никому не дают, они предпочитают их получать! Кому не лень - пусть хохочет...)

И так мы из года в год все интенсивнее воспроизводим взяткодателей и взяткополучателей высокого цинизма и профессионализма. А получившие дипломы по блату и по плату конкурентноспособны как на Западе, так и на Востоке лишь по своему коррупционному мастерству.

И то, что сегодня в саду осетинской литературы напрочь отсутствуют молодые побеги, тоже прямое следствие ТАКОГО отношения вас к вашему языку, наши осетинские матери. И здесь не могу не воздать хвалу все еще творящим наперекор и вопреки всему осетинским писателям. Их труд иначе, как подвигом бескорыстия, верного служения своему предназначению, не назовешь. Или разве что божьим суровым наказанием: их сочинениям чаще всего радуются жены, и то, честно говоря, чисто из вежливости: бывает, что за книгу, которую писатель создавал несколько лет в поте лица своего, надрывая сердце свое, он получает сущие копейки - ему даже стыдно бывает называть сумму гонорара. Но и этих денег ему не выдают полностью, выплачивая долю натурой - частью тиража. Иди, мол, и сам сбывай с рук свой шедевр... Жди, сбудешь читателям с такими матерями, в младенчестве отвадившими их от теплой груди родного языка.

И как вам только не ай-яй-яй, прекрасные матери прекраснейшей Осетии! Но не очень-то милой к тем, кто любит ее неизъяснимой и непреходящей сыновней любовью.

...Если я со своими нападками на и так бедных матерей наших перегнул, перестарался, то пусть наше общество остается при своем зачумлении и более не ропщет на судьбу, если опять раздастся стук снизу и зычно прокричат оттуда, что можно еще падать, теперь уже на самое дно оскотинения, а если кто любит по-горячее, то - озверения, полного одичания... Сказано не вчера: там, где отстают нравы, отстает все. А родной язык - это фундамент, на котором зиждутся те самые нравы.



II
Отец...
Отечество...
Отчизна...

Отцов наказ, отцовская рука, отцовское слово, отцовская честь - как передаваемое из поколения в поколение фамильное, хæдзарвæндага, знамя. Сохраняя знамя в святой неприкосновенности, уберегая его от грязи позора, позора недостойного поведения, значит, сохранил право на имя, на звание мужчины, на статус достойного потомка своих непорочных предков.
И только тогда ты сам служишь положительным примером для своих сыновей, всей своей жизнью убеждая их в непреложности законов совести и чести.

К счастью, такие мужчины перевелись не под корень: оглянитесь на свадьбах, на званых вечерах, на скорбных мероприятиях, и вы увидите людей не просто мужского пола, а мужчин со своим отдельным государственным статусом! Полны не важности индюков, а достоинства высокогорных орлов. Смотришь с гордостью на них и облегченно думаешь, что чести и славе - знамени Осетии ничего не угрожает, все твои страхи - это прыщики на теле могучего юноши...

Но зримая, реальная беда в том, что они, мужи эти, на самом деле каждый по отдельности, у каждого своя суверенная броня спокойствия, неминуемо переходящая на равнодушие к разного рода набатам - звонам всяких там писателишек, училок, дедуль из «Стыр Ныхаса». Надоел им этот трезвон по разным пустякам...

Я их понимаю и не сужу: нет той идеи и нет такого ее носителя, который бы привлек к ней их пристальное внимание. Им просто еще не больно. А мне давно больно, неизлечимо больно, и продолжу в духе вопроса доброго, как Айболит, врача: «На что жалуемся?»

Мне досадно, очень обидно, что ко мне, по всем своим внешним физиономическим данным, стопудово смахивающим на лицо осетино-кавказской национальности, никто не обращается на языке титульной, как говорят в центральной печати, нации даже из самих осетин. Не спрашивают по-осетински который час, не просят закурить, не уточняют направление своего движения...

Никто упорно не хочет признавать во мне осетина! Или боятся, что я, будучи даже осетином по происхождению, не пойму его, если он заговорит со мной на этом языке, старой метлой изгоняемым из отцовского дома.

Хъодыгонд æвзаг - язык изгой. Когда-то я уже приводил такое сравнение: язык имеет такое же значение для народа, его носителя, как знамя для воинской части - если она теряет свое знамя, то непременно расформировывается, все, такой части больше нет. Забудьте!

Кому как, а мне и на том свете будет нестерпимо горько, если исчезнет народ по названию ир. И будет очень больно, если участь санскрита постигнет и язык по названию ирон. Будет так же безутешно больно, как смерть матери...

Бедная наша малая родина со своими большими - скажу мягко! - неурядицами!

Плесневеют, хиреют тысячи наших женихов. Чахнут тысячи наших прекрасных девушек.

Во все стороны света разбегаются наши юноши и парни, наши самые деятельные мужчины и женщины: их энергия, их знания, их умения и навыки - их труд не востребован в РСО-Алании. Они - уæлдæйттæ - излишки.

Молодежь озлоблена, апатична, инертна, агрессивна, растеряна - потеряна: ей хочется любить Родину и родину, а не знает за что. Она ей мила просто по-человечески как место рождения...

Она, молодежь, хочет, чтобы ее уважали и любили, уделяли ей - растущему организму, душе, сердцу, уму - внимание, а их, т. е. любви и внимания около нуля.

У меня, наверное, горячечное состояние и потому перескакиваю с одного на другое, с первого на третье. Но я имею дело с умным читателем, а он понятлив и потому милостив...

А не испытывали ли вы, отцы и мужи Осетии, такую довольно странную радость: идешь по улице славного города Бугулова Дзауга, а навстречу тебе идут молодая мама и ее сыночек или доченька. Вот вы сблизились, и тут ты вздрагиваешь от приятной неожиданности: они разговаривают по-осетински! О, какая радость, какое счастье!

Но тут же остужаешься... Как это, как же это ТАК получилось, что приходится радоваться тому, что осетинка со своим кровинушкой дитяти разговаривает на его родном с рождения языке?!

Я вот каждый раз бываю охвачен этой странной, этой дикой - диковинной радостью, и с благодарностью взглядываю на эту высокородную молодую женщину и мысленно прошу Бога одарить ее всеми теми благами, которые у Него припасены для матерей. Для матерей, как зеницу ока берегущих знамя народа.

Ну да, ну конечно, мы на то и мужчины, чтобы и без знания своего материнского языка становиться важными шишками, даже нуворишами-толстосумами. И потому на кой ляд нам этот ваш язык матриархата, да?

А вот на такой лад-ляд, чтобы быть в среде своего племени, народа, нации до конца своим! Не родным с некоторыми допусками, не по снисходительности и великодушию сородичей, а радостно родным. Родное же слово - это не просто знакомые с детства звуки речи, а ассоциативные волны, расходящиеся по кругу, уходящие вглубь истории и кровно роднящие тебя со всеми твоими предками - а то, встретившись с ними в лучшем из миров, они никак не смогут принять тебя за свою плоть и кость и не уступят место рядом с собой в благословенном раю... Шучу невольно, но вдруг и в этой шутке своя доля горькой правды! Никому ведь ничего достоверно не известно о нашем бытии, потому-то всегда есть место допускам и спорам...

Почти все можно купить за злато, но ни за какие фунты-доллары-евро-юани чужой язык своим материнским не сделаешь, вторым родным можешь назвать его, но первым своим родным назвать язык чужих матерей!..

Ну и что?

А - ничего. Просто ты такой, безъязыкий, отказник от языка предков, не желаешь своему народу в качестве самостоятельного народа долгой жизни. И ты, значит, СОЗНАТЕЛЬНО не его сын. Но однако живи и дальше в здравии и благоденствии.

Но у меня крутой разговор с осетинами, выше жизни, по их клятвенным заверениям, выше самой жизни ставящих честь свою, честь отцов, имя мужчины.

Мы ведь тоже чьи-то отцы, чьи-то деды, чьи-то далекие предки. И потому жить только лишь своей жизнью, своим сегодня, заботами погоды на дворе - ну никак нельзя. Нельзя, если считать себя хотя бы «омменгæнæг» -говорящим аминь моленьям избранного самим на эту процедуру тамады.

А кто мы, спеловозрастные, по сути своей, по своей ментальности, говоря ученоватым языком?

Констатирую по мере своей испорченности: мы преданные, послушные дети поколения таких отцов, которые были намного хуже поколения дедов, не беспокоя уже святой прах прадедов.

Мы преданные дети тех отцов, которые рукоплескали рушившим святыни - православные храмы, мусульманские мечети, иудейские синагоги, католические костелы, святилища предков.

Дети отцов-безбожников, воинствующих атеистов, комсомольцев и коммунистов, у которых в груди вместо сердца стучал пламенный двухтактный мотор, работающий на идейном топливе того, кто сумел стать нам роднее кровно родного отца. И мотор этот приводил в движение огромный шнек, загребающий в гигантскую мясорубку как грешников, так и праведников - последних несравнимо гуще.

По-человечески очень жаль их всех, но со временем появились новые офицеры, генералы, врачи, учителя, инженеры, писатели, рабочие... Пусть не такие талантливые, но и не совсем бездарные, а вот того крестьянства, так же умеюче работящего, страстно любящего землю - кормилицу, не стало. Истреблено было под корень, сжито с лица земли. И земля, дичая, стонет...

Но отцы одновременно и строили, и сооружали, и возводили, и поднимали из руин, и доблестно воевали, и героически погибали за Родину, за всех нас - детей своих, за родную речь, за культуру, за традиции и обычаи предков.

Вечная слава героям, павшим за честь и независимость Отечества в боях с пришлым врагом.

Но вот герои, вернувшиеся с кровавых полей сражений, молчали в тряпочку, когда их боевых товарищей, побывавших в аду фашистских концлагерей, заключали теперь в зиндан советских лагерей. Молчали, когда колхозники с утра дотемна горбатились за голые «трудодни»; когда за опоздание на пять минут на завод-фабрику рабочих заключали в тюрьму, ссылали на лесоповалы и стройки; молчали, когда...

У кого прочь не отшибло память, вспомнят и не то, и не такое непотребство со стороны сильных мира того - надеюсь, ушедшего без права на возврат.

Я далек от намерения чернить и поносить наше самое светлое в мире прошлое с самыми лучшими «завтраками» на планете: завтра, ровно через 20 лет, в 1980 году, нынешнее поколение советских людей будет жить при...»

При разбитом вдребезги корыте! А ведь мы, поколение самое жизнедеятельное, образованные и прекраснодушные комсомольцы и коммунисты, верили в эти миражи - утопии!.. Верили.

Верили и потому все терпели, все сносили, были несгибаемы, были горды Страной Советов, сокрушившей фашистскую сверхобученную, одетую, обутую, вооруженную до стальных зубов армию (никто тогда не думал о цене нашей пирровой победы); мы безмерно радовались детскому бип-бип нашего первого спутника Земли, а потом, счастливые, восхищались Юрием, который Гагарин! И не верили вражеским голосам - «Немецкой волне», «Свободе», «Голосу Америки», - что экономика СССР, спровоцированная Рейганом на самоубийственную гонку вооружений, задышала на ладан...

Мы - поколение в розовых очках, который обманываться сам был несказанно рад! Великие мастера рукоплескать - это тоже мы.

И чему теперь это вот нам, таким, учить уму-разуму своих детей и внуков, зарывшихся в Интернет, ищущих счастья вдали от Родины, не столь милой к ним, как они на то рассчитывали? Как их воспитывать, какую любовь вселять в них и к чему призывать, с кого им брать пример жизнеустройства, судьбостроения?

Сказано кем-то мудрым из мудрейших: «Кому принадлежит школа, тому принадлежит государство».

Позволительно спросить напрямик: а кому сегодня принадлежит школа? Школа в самом широком смысле - от начальной до наивысшей? Кто, что и как там преподает, экзаменует? Что там по чем? И - почему оно все так из года в год? И где вы, отечества сыны, отцы сынов?

А-а-а... Прокладываете обходные дороги, устилая их «зеленью». Другие же идут следом «по грибы». Хотя отлично знаете и вы, и мы, что они ядовиты. И отравляют не сеятелей-пожинателей, а их потомство. Наверняка. Жизнь своей практикой это доказала, доказывает и будет доказывать, если отцы вовремя не вспомнят о чести своей, которая без ежечасного употребления разъедаема ржой, тем более в агрессивной среде жизни не по законам чести, совести и морали предков, а по понятиям ворья и жулья всех рангов и масштабов - от шестерок до авторитетов-паханов, от клерков-посредников до... Посмотрел наверх, и шапка упала...

Тут, согласен вполне, дело царское, государственной важности. Но без опоры на отцов нации, на простых людей, на людей неприкасаемой чести и незалежной совести, не раскрутить никому маховик преобразований как в рабочем цеху, так и в головах, подвергшихся разрухе, будь он хоть дважды Петром Великим.

А не жалит ли вашу честь, потомки Анахарсиса и Ос-Багатара, что нам самим, согласно преданию, мудрому горскому народу - уже не доверяют выбирать и избирать всеобщим тайным голосованием себе предводителя? Не говорит ли сие о том, что мы в высоких глазах государственно безответственный народ? Или, наоборот, с нами очень даже считаются, передоверяя этот выбор-назначение нами же самими тщательно выбранному из лучших сынов народа Парламенту?

А еще раз не уязвлена ли наша отцовская, наша народная честь тем, КАК и кого мы туда посылаем с мандатами депутатов - все ли они обуреваемы жаждой послужить своему народу верой и правдой, не взирая ни на какие начальственные лица; нет ли в их отаре паршивых овец, для которых быть депутатом дело просто чистого престижа, просто почетно быть членом этого своеобразного Дворянского Клуба?..

Наверняка, такие среди них тоже найдутся. И мы их знали даже в лицо. Однако не только сами отдавали за них свой единственный голос, но и других активно агитировали за «родных человечков».

Доска, треска и тоска, как в Архангельске...

А кого бы позвать нам на Всеосетинский Совет - Народный Суд в Дагоме, чтобы трансформировать обычаи, традиции, нормы этики веков минувших в день на дворе и выработать обязательные для всех стандарты поведения не только на людной площади, но и в глухом лесу? И не создать ли нам из самих молодых и прекрасных Добровольческую Дружину, принуждающих всех пятнающих имя своей нации, к порядочности - т. е. к выполнению норм поведения искомого стандарта?

Эх, идеализм, идеализм!..
Но...
Слушайте, товарищи старые и господа новые! Мы же ведь пока еще народ как-никак, а не империализм какой, чтобы загнивать!

Матери! Спасайте девочек Осетии с помощью зрячей своей любви к ним: они, и только они корень нашего желанного будущего. Не может поэтому «дело молодое» быть исключительно делом молодых.

Отцы! Спасайте своих сыновей - сынов Осетии: они, и только они наша опора и надежда. Каждый из них на строгом счету, на учете!

Наша расточительность - одних в «телки», других в «бугаи», в ворье-грабители, в наркоманы, в утопленники в араке-водке, в эмигранты-гастарбайтеры, в эмигранты-высокопрофессиональные специалисты - нам аукнется всенародной трагедией - она уже у самого порога наших гор.

И всем миром спасать нам одно из самых древних знамен в мире - Язык наш. Язык великих воинов, скотоводов, пахарей, золотых дел мастеров, кузнецов, врачевателей, покорителей континентов, битых сами не единожды, великих философов, деятелей науки, писателей, поэтов, общественных и государственных деятелей - наконец, язык возлюбленного Богом народа. На-ше-го!

Спасется Осетия - спасется Кавказ. Спасется Кавказ - спасется Россия. И так далее и шире.

Все это - выше сказанное, продиктовано любовью, и потому меня, как и вас, многое огорчает, удручает и бесконечно печалит.

А хочется радости. Хотя бы на спуске с горы, до сих пор исключительно по недоразумению называемой Жизнью...

И очень не хочется, чтобы вот эти строки Пастернака хоть как-то касались нас:

Но в целом мире не было людей
Забитее при всей наружной спеси,
И участи забытей и лютей,
Чем в этой цитадели мракобесья.

Уастырджи не 'мбал!

Борис Гусалов

«Пульс Осетии»